Когда-то одна читательница следующим образом охарактеризовала мою манеру письма: «Гравюра сухой иглой». Я горжусь этим комплиментом и надеюсь, что Елена Долгопят не обидится, если я применю его к ней. Все рассказы ее новой книги "Русское" написаны очень спокойно и точно, в них нет ни буйства красок, ни половодья чувств. К сожалению, страсть, сдерживаемую гордостью и чувством вкуса, многие принимают за авторскую холодность.

Эта книга – цельное, легко считываемое, но трудно формулируемое высказывание. Едва ли не во всех вошедших в нее рассказах присутствуют тихие чистые персонажи, ищущие, а то и находящие себе подобных; всюду есть маленький районный город вроде родного для автора Мурома; из рассказа в рассказ тянется неизменная железная дорога, с которой, видимо, у живущего в Подмосковье автора немало связано. При этом однообразия нет, каждый рассказ непредсказуем и болезненно бередит душу чувством непрочности, даже призрачности человеческого существования в отнюдь не иллюзорном, но самом что ни на есть реальном, узнаваемом мире. Приемы, за счет которых достигается этот эффект, мне не известны. Подозреваю, что загадка воздействия этих текстов не в мастерстве их автора, а в чем-то таком, чему не научат ни на каких литературных курсах.

В аннотации сказано, что в рассказах Елены Долгопят «пересекаются вселенные Чехова, Набокова и Борхеса». Звучит глупо, тем не менее это почти правда. На мой вкус Борхеса могло бы быть поменьше, и там, где он пропускает ход или отступает в тень, возникают лучшие рассказы книги – умные, но безыскусные, тонкие, но не анемичные, неяркие, но с теми четкими контурами, какие в сумерках жизни дает только светоносная материя.

*запрещен на территории РФ с марта 2022 г.

Елена Долгопят — писатель, сценарист, старший научный сотрудник Музея кино. В ее новом сборнике рассказов «Русское» кинематографичность сплетается с литературностью, мир кино проникает в мир слова через реминисценции и прямые отсылки. Фильмы, например, «М» Фрица Ланга и «Меланхолия» Ларса фон Триера, формируют сюжеты произведений, действие некоторых рассказов происходит в кинотеатрах, а также в Музее кино. Текст «Сны» с жанровым подзаголовком «рассказ-исследование» повествует о реальной истории киноотдела лаборатории сна, созданного по личному распоряжению Сталина. В нем снимали кино на основе пересказов реальных снов обычных людей. Некоторые из таких фильмов Сталин пересматривал по несколько раз: «Вождю было любопытно заглянуть в подсознание своих подданных. Этому искушению он противиться не мог». Интересно, что в другом рассказе Елены Долгопят один из героев называет кино «коллективным бессознательным». Такой ракурс позволяет переосмыслить и интерес Сталина к снам советских граждан, и роль кинематографа в самой книге.

Как утверждает повествователь, «Сон, ставший вдруг реальностью (пусть лишь на киноэкране), ставший достоянием чужих глаз, ставший объектом, — вот что нас привлекает. Мы рискнем уподобить воплотившийся сон явлению существа из мира духов в земной мир, из потустороннего — в посюстороннее».

Сборник «Русское» показывает, как тонкая граница между реальным и фантастическим трескается и потустороннее врывается в обыденный мир. Из ничем не примечательного города исчезают все дети, которых обидели взрослые. Советский космонавт, который провел в космосе более пятидесяти лет, но не постарел и не изменился, возвращается на родину, в современную Россию. Во время извержения вулкана выделяется чудотворный газ, названный учеными «добрым духом». Он распространяется по всей земле, меняя жизни людей. Внезапно исчезает Россия, и со спутников с ней становится невозможно установить связь. Возникает вопрос: что останется от русскости, когда исчезнет само географическое пространство? Рассказ «Русское» дает неочевидный ответ: «Московский вечер, желтый электрический свет, дрожащая стопка серебряной фольги, чье-то виноватое лицо».

В сборнике Елены Долгопят русский мир показан не только изнутри, но и извне: глазами англичанина, американки и немки. В этих текстах русских людей объединяют не территория или политические взгляды, а единое прошлое, культура, сны и коллективное бессознательное — само воплощение таинственной «русскости»:

«Черный неподвижный экран айфона напомнил ей движущуюся на проигрывателе пластинку и все русское, все чуждое — чуждое, но прочно связанное с самым близким человеком, с Робертом. Оно, русское, утащило его за собой, на дно черного озера. Непонятное, нежеланное».

Автор книги «Воображаемые сообщества» Бенедикт Андерсон показал, что нация — это не неизменная сущность, а социальная конструкция, непрерывно создающаяся политиками, историками, журналистами, деятелями культуры, образования и искусства, начиная с конца XVIII века. Получается, что «русское» — это не набор постоянных черт, а процесс формирования комплекса представлений о национальном характере и их трансформации. Литература порождает и транслирует эти культурные и социальные стереотипы.

Героиня заключительного рассказа книги Долгопят немецкая девушка Нелька впервые приезжает в Россию, о которой много читала в романах:

«Ей нравилась тихая, угрюмая толпа, черные тоннели, мраморные станции, все это казалось ей торжественным и чрезвычайно настоящим и как-то отвечало ее фантастическому книжному представлению об этой стране. В каждом бледном молодом человеке она готова была узнать Раскольникова».

Мир «русского» — это в первую очередь мир воображения. По своей природе он напоминает сон:

«Она <…> наскоро умылась, разобрала постель, нашла в шкафу старую русскую книгу и устроилась в постели читать. Нелька как будто бы вернулась на родину, герои все были ей знакомы и все дороги. Их мир был так глубок. Нелька с радостью в него погружалась. Пока не уснула».

Но реальность — не сон, она обманывает ожидания и разбивает привычные штампы. Автор рассказывает, что в киноотделе лаборатории снов некоторые сны о любви и городах будущего были придуманы сновидцами, выданы за чистую монету и сняты на пленку. Точно так же понятие русского было изобретено, искусственно создано и растиражировано в культуре. Существует ли оно на самом деле или исчезло с радаров, как и все рейсы в Россию из рассказа «Русское»? В настоящей Москве Нелька сталкивается с неизбежным разочарованием:

«За окнами был незнакомый город, и Нелька принялась смотреть на дома и прохожих, и все ей казалось каким-то слишком обыденным, не удивительным, не соответствовало ее ожиданиям. Что-то такое она вычитала в русских книгах, что только в книгах, по-видимому, и осталось, а из живой жизни ушло, а может быть, никогда в ней и не было».

В новой книге Елены Долгопят русскость деконструируется, разоблачается и превращается в миф, но не успеешь и глазом моргнуть, как она возрождается заново, восстает из пепла. Новые культурные мифы создаются на наших глазах, а старые переосмысливаются. Фантастическое снова и снова вторгается в привычный трехмерный русский мир. Коллективное бессознательное пополняется новыми сюжетами и смыслами. Граница между фильмами, снами и реальностью стирается.

Елена Долгопят исследует область человеческого подсознания: в фокусе её внимания оказываются такие категории, как память, история, восприятие, сны. Повествование, как правило, реалистично, но иногда в сюжет «врывается» мистический элемент.

Особый ход времени, овеянный мистикой, автору удаётся создать в рассказе «Книга». Девятилетняя девочка по просьбе бабушки спускается по мраморной лестнице в библиотеку, где её встречает крыса. «Сожрав» принесённую девочкой книгу, крыса переписывает её так, чтобы «там была старинная жизнь».

Время и пространство в прозе Елены Долгопят не линейны, а многослойны. Действие происходит как бы в нескольких реальностях одновременно. Так, Колька из рассказа «Март» – обычный парень, он работает на стройке, пьёт колу со льдом, знакомится с девчонками. После того как они, назначив встречу, «пробросили» его, Колька вызывается помочь человеку в метро, заговаривает с посторонней девушкой, соглашается отнести зажигалку незнакомому мужчине. Это – его жизнь в материальном мире, вернее, лишь одна её грань.

Герой словно существует между мирами: «Он чувствовал всё внешнее, разговоры, само присутствие людей, их всё больше набивалось в вагон, он не отключался от реальности, но и включиться не мог».

Персонажи рассказов, вошедших в книгу «Русское», в большинстве своём меланхоличны, пассивны. Они плывут по течению и упускают возможности («День рождения», «Оборванный сюжет»). Их словно нет, но они всё равно живы: неизвестно, в каком измерении. Они существуют в луче фонаря («Свойство времени»), их шаги сливаются с шумом городских улиц.

Благодаря всему перечисленному проза Елены Долгопят производит мистическое впечатление, даже если в событиях и описаниях нет ничего сверхъестественного.

Елена Долгопят писатель, при всей скромности и негромкости ее имиджа, в отличие от того же Сенчина, которого в глаза уже называют «современным классиком», в масштабе дарования не уступает, и, что называется, находится на литературной передовой. Этакий Сенчин в юбке, да простят мне столь ветхую идиому. Это не мои оценки, у Долгопят регулярно, чуть ли не каждый год, в известных издательствах выходят сборники рассказов. Она — один из немногих сегодня авторов, чьи сборники выходят в издательстве «РЕШ» («Чужая жизнь», 2019 г.), и это при том, что сборник рассказов, мягко говоря, не самый популярный издательский формат.

К слову, проза Долгопят при всей легкости письма и чтения тягучая, мрачная, негромкая, короче, современная русская проза, всегда на мой вкус похожая на добротный сероватый стеганый ватник, пахнущий псиной, костром, осенними листьями и неизбывной тоской. Все, как мы любим.

Сборник «Русское», изданный в 2018 году в «Книжной полке Вадима Левенталя» (одна из любимых книжных серий, максимально точно отражающих живой современный литпроцесс), можно прочитать за один вечер, это с одной стороны, а с другой, вот именно такие сборники напоминают мне тайный сундучок, в котором находится какая-то очень важная и точная правда о нашей эпохе.

Рассказ «Наука». Бесхитростная форма рассказа в письмах в редакцию, которые пишет простая бабушка крестьянка из деревни видному ученому, ведущему на радио научно-познавательную программу. Моему сыну, наверное, нужно будет отдельно объяснять, что такое «проводное радио», что такое научно-познавательные программы (внуку так точно!), что такое письма, и уж тем более «письма в редакцию»... Это мне легко, я на «Радио России» работал корреспондентом и мне самому письма писали... Что же в рассказе Долгопят? А в ее рассказе «Наука» — поразительное! Боль, боль русская, о которой давно как будто забыли, но которая в 2018 году дает о себе знать! И это поразило меня, я пишу без тени иронии! Хотя бы потому что считаю, что боль народная — штука важная и необходимая. Мои родители, да и люди помоложе, прекрасно помнят эту боль, «шмоточную», «джинсовую», эмигрантскую, когда ученые, учителя, интеллигенция массово уезжали после открытия границ жить и работать за границу, оставляя свои НИИ, друзей, а подчас и семьи. И они присылали сюда, на родину, джинсы, кроссовки, жвачку. Подчас желая бывших соотечественников задобрить, а то и откупиться, и всегда — облагодетельствовать.

Уехали миллионы. Скажем грубо, не худших людей. Даже у меня старшие друзья есть, живут с тех пор в своих Германиях. И вроде бы сто лет назад изжиты все эти «обиды» за присланные оставшимся в СССР друзьям и любовницам варенки и босоножки, и вроде бы забыты эти хрестоматийные «Напишите размеры мальчиков», но нет, оказывается, не забыты. Читаешь в рассказе Долгопят, как деревенская бабушка не хочет никаких нарядов и кроссовок от уехавшего в Америку радиоведущего, и на тебя обрушивается целый пласт полузабытой, но еще живой и совсем недавней русской истории. А ведь было! И бабушка из рассказа, которой, как и (все-таки!) всей стране, важнее была брошенная наука, чем кроссовки по размеру, вызывает у меня восторг, восторг пронзительный. Может быть, конечно, тут замешано что-то личное, у меня отец до перестройки четыре года проработал в Камбодже, а как всех начали выпускать, как раз вернулся. Он не любил этих уехавших, он говорил мне, что никогда бы не смог уехать туда навсегда...

Важно, что это не только боль, это мощный лейтмотив, разработанная не раз историческая тема, достойная литературоведческой диссертации, начиная с Довлатова, у которого есть прекрасный рассказ о том, как бывший муж вот так же, с сумками кроссовок, варенок и жвачек, вернулся покорять бывшую жену... И заканчивая романом Сергея Солоуха «Игра в ящик», который называют важнейшим текстом переломной эпохи, и финал которого пронзительно бьет по тем же болезненным струнам. Изучая и вычленяя подобные лейтмотивы, можно составить точнейшую карту времени, смысловые узлы эпохи.

Но отвлечемся от смыслов, мне бы хотелось указать на некоторые особенности формы ряда рассказов, которые их объединяют, и тоже конечно же являются лейтмотивами. Один из таких важнейших лейтмотивов можно назвать — коммуникация, понятие вообще обостренно важное для современной культуры. Коммуникативные практики (простите за слово «практики», но здесь этот термин уместен) за последние два десятилетия настолько изменились, что их особенности становятся сюжетообразующими. В прошлый раз я писал про рассказ Сенчина, состоящий из авторского самоисследования прокрастинации, у Долгопят в сборнике «Русское» я бы выделил сразу три рассказа, где коммуникация как таковая становится и формообразующим приемом, и важным сюжетным элементом. Это рассказ «Наука», где переписка бабушки и радиоведущего становится ниточкой, которую обрывает сменившаяся эпоха. Это рассказ «Русское», где коммуникация фатально разрушается уже между США и Россией, которая внезапно пропадает с радаров и карт, оставляя только телевещание из исчезнувшей страны в Америку... Это лучший и самый мастерски-пронзительный рассказ сборника — «Музыка» (маст рид, как говорится), где слепой мальчик для коммуникации с людьми придумывает особый метод и способ слышать «музыку» каждого человека. Возможно, героиня по имени Коммуникация понятие сегодня ключевое, если не самое важное. Это базис информационного мира, в котором мы живем, это ресурс, это багаж, которым сегодня меряется все (лайки, репосты), а иногда это и то, между чем и миром можно поставить знак равенства. Нужно ли говорить, что домашний интернет за 400 рублей в месяц в эпоху пандемии стал единственным источником коммуникации, то есть любви, дружбы, работы, жизни, питания... Настолько, что моя шутка в соцсетях «А если сейчас еще и интернет отключат...» была воспринята как-то уж слишком бурно, весело и мрачно.

Переоценить коммуникацию сегодня трудно, это ведь не просто общение с друзьями, не просто на завалинке посидеть и как прошел день обсудить, к чему сводилась почти вся коммуникация еще каких-нибудь сто лет назад. Сегодня коммуникация это и образ жизни, и стилистика жизни, подчас коммуникация формирует характер и образ мышления человека. Есть люди, для которых друзья в соцсетях — единственная аудитория в принципе, им не с кем больше общаться. Есть люди, которых коммуникация кормит, в прямом смысле кормит, они зависят от нее в своих базовых потребностях.

В рассказах Елены Долгопят затрагиваются важнейшие вопросы современности — такие, как качество той самой коммуникации, в широком понимании этого термина, в смысле отношений человека с миром, общения личности и среды, в которой он проживает жизнь. Понятие важнейшее, как и, например, понятие качества жизни. В осознании той самой коммуникации, в коммуницировании с миром, в рассказах Долгопят нет, конечно, никакого позитивизма. Здесь, как любят писать в личных статусах подростки, «все сложно». В рассказе «Русское» сюжет принимает мистический оборот, Россия вдруг в одночасье исчезает, самолеты пропадают, связи нет, физически невозможно перейти через границу — неведомая сила возвращает назад. Есть только один ТВ канал, который вещает из пропавшей России в Америку, случайный ТВ-канал... Коммуникация нарушается и в корне меняет жизнь главной героини гражданки США, у которой в Россию уехал муж, и уехал, как получилось, навеки. Отсутствие контакта меняет судьбу, это не смерть, это нечто другое. Возможно, даже хуже, чем смерть, пропажа родного человека, невозможность понять, жив он или мертв...

Коммуникационной метафорой в рассказе «Русское» блестяще реализуется метафорическое поле непонимания России заграницей, тайна и исконная неразгадываемость нашей ментальности — ими, теми, кто живет за пределами святой Руси. Россия непознаваема, как другая планета. И она исчезает. То есть, как я для себя понял, ее и не было никогда, России. Для них — не было. Мне очень нравится такая неагрессивная, пассивная метафора, не нападение, а отступление смысла, это делает прозу Долгопят пусть не светлой, но несущей, скажем так, доброе начало.

Совсем иначе с потрясшим меня рассказом «Музыка», где абсолютно слепой мальчик может даже через толпу следовать за определенным человеком, слепой, который может слушать музыку человека, беззвучно стоящего рядом, и который умеет слушать музыку пассажиров поезда, идущего вдалеке... Автор описывает нам настоящее чудо. Чудо в том, что слепой от рождения человек по сути отращивает себе дополнительный ментальный орган, который становится его спасением, источником познания, и источником проникновения в тайну мира, в тайну любви.

Чудо сверхкоммуникации, поиск новых информационных каналов, когда тебя ослепляет, активная эмпатия, когда ты расшифровываешь человека слухом, прозваниваешь его, как металлоискателем, — все это предельно важные сегодня метафоры. Они дают нам подсказки, как быть лучше, как быть более чуткими, где искать дополнительные источники любви, тепла, или попросту — как в изменяющемся мире эффективно выживать. Почти уверен, что сам автор не имел ничего подобного в виду, оно само появилось, написалось. Но так бывает всегда, когда автор честен, когда автор чувствует время на кончиках пальцев, и когда пишет здесь и сейчас, собой.