Баба Катя
Фотографии. Смотришь на лица. Иногда кажется, что они меняются. Это ты меняешься. Отдаляешься от них, щуришь глаза. У бабушки была старшая сестра, я ее звала баба Катя, я видела ее молодой только на черно-белых снимках. В светлом кокетливом берете с крупным младенцем на руках. Богатырь - тотчас видно. И фамилия - Богатырев. Баба Катя вышла замуж за инженера-путейца, родила ему сына-богатыря, наверное, была счастлива. Инженер утонул в жаркий день, и баба Катя осталась вдовой с младенцем.
Говорят, к ней сватался хороший человек, но мать бабы Кати (к слову, меня назвали Еленой в ее честь) запретила ей вновь выходить замуж. Кажется, она считала, что так будет лучше для ребенка. И баба Катя всю свою любовь отдала сыну Юрке. Его я помню уже взрослым, он был машинистом и играл на трубе в путейском оркестре. Золотая труба и черная форма. Так мне запомнилось.
Город, в котором они жили, был тогда крупным железнодорожным узлом. Поезда стояли на станции подолгу. Вокзал походил на древнюю русскую крепость. Седая старина. Поездов много, а билетов не достать, толпы маялись у касс, ночевали в зале ожидания, пили из кружки, прикованной к бачку с водой, на полу хрустела черная подсолнечная шелуха. Баба Катя одно время работала дежурной по станции и помогала нам достать билеты. Ей дали двухкомнатную квартиру в хрущевской пятиэтажке недалеко от станции. Баба Катя жила в одной комнате с внуками, Мишкой и Сережкой, дядя Юра со своей белокурой женой занимал вторую комнату.
Баба Катя готовила, убирала, ездила с внуками в лес за грибами на пригородном (иначе - рабочем) поезде. Мы тоже с ними ездили, смотрели в окна, дышали в тамбуре прокуренным воздухом. Богатырь Мишка завидовал маминому везению и таскал у нее из корзины грибы. Мама смеялась. Баба Катя была худенькая, ходила в длинной юбке и в черном пиджаке, волосы убирала под платок. Очень может быть, что я путаю ее с бабой Сашей, она навечно (на мой век хватит) запечатлена на узкой выцветшей пленке, там ветер колеблет траву, баба Саша смотрит в объектив и улыбается, в кармане ее пиджака лежит конфета - для меня.
Мне хочется рассказать что-то связное, длительное, как человеческая жизнь, но вспоминаются только осколки, они даже не ранят, острые углы обточены временем. Квас, который делала баба Катя, темный, холодный и кислый. Такого же почти цвета жженка, - подкрашенный жженным сахаром самогон, который гнал дядя Юра; бабы Кати тогда уже не было свете, да и богатыря Мишки не было, он уснул пьяным и не проснулся, сгорел. Может быть, от собственной сигареты, я не знаю. Да что я вообще знаю об этих людях? Я пишу их имена, я вижу из своего далека их лица. Вижу большое озеро, его дегтярную воду (прозрачную), мы на лодке, я (лет одиннадцати), бабушка и баба Катя. Я уже поняла, как надо заносить весло и как опускать. Я гребу, и мы плывем, скользим. На руках мозоли. В заводи мы будем купаться голышом. В тихой воде. А на глубине озера, - ну конечно, - стоит церковь. Я так мало могу рассказать. От них не осталось архивов и никакого следа, кроме отпечатков на фотографических карточках, и от меня толку немного, и я прошу у них прощения за мою скудную память.
12.11.2017