Однажды зимой, в час небывало холодного заката, в Москве, на Чистых прудах, появились два человека.
Мороз силен. Эти двое увлечены разговором, они замерзли, ищут, где бы погреться, заходят в бывший Макдональдс, берут горячий кофе и садятся за стол у самого окна. За окном вечерняя Москва, Мясницкая улица, тени прохожих.
За кофе разговор продолжается. Собеседник постарше поучает молодого:
— Ты пишешь, Ваня, что у Деда Мороза нрав лютый, что он существо злопамятное, что верить ему нельзя, и ждать от него даров не стоит, что лучше не просить у него ничего, всё обернется смертью. Ты приводишь цитаты из древних сказаний, ты опираешься на труды уважаемых фольклористов. И всё это было бы хорошо, да только из твоего эээ очерка следует, как дважды два, что Дед Мороз существует. Читателям нашего журнала это покажется странным, если не глупым. У нас не детский журнал.
— Отдам в детский.
— Не возьмут. Дюже твой Дед страшный.
В это самое время Ваня заметил за соседним, почти впритык стоящим столом Деда Мороза, который внимательно слушал их разговор. Ватная борода на резинке спущена была под подбородок, красный колпак в белой искусственной опушке лежал на столе. Ряженый жевал гамбургер и прихлебывал кофе.
— Что? — угрюмо спросил незнакомца Ваня. — В чем дело?
— Интересно, — отвечал незнакомец.
— Ничего интересного. Сидят люди, говорят о своем. А вы пялитесь, нарушаете жизненное пространство.
— Ваня, — укоризненно сказал Антон Михалыч (так звали Ваниного собеседника). — Не груби.
— Я не грублю. Чего он лезет.
— Он лезет, а ты воспользуйся. Возьми у господина эээ Деда Мороза интервью, будет прекрасный материал для публикации.
Дед Мороз отхватил здоровой кус от второго гамбургера (первый он уже прикончил), проглотил, не жуя, и сказал Ване:
— Вредная еда.
— Ну, так и не надо ее есть, вредную.
— Не могу. Не могу остановиться.
И вновь отхватил кус. И проглотил.
— Так чего вы хотите спросить? Валяйте.
— Ничего.
— Тогда я спрошу. Позвольте?
— Конечно, — откликнулся вежливый Антон Михалыч.
— С чего вы решили, что Деда Мороза не существует?
— Эээ, — промычал Антон Михалыч. — Ну. Это как-то настолько очевидно.
— Очевидно — это очами видно.
Антон Михалыч взглянул в глаза Деда Мороза. Один глаз оказался бледно-голубым, а другой беспросветно черным, зрачка не различишь. Антон Михалыч никак не мог оторваться от этих странных глаз.
— Вы сейчас меня видите своими очами. Так?
— Так, — промолвил Антон Михалыч.
— Видите, но утверждаете, что меня не существует.
— Позвольте, — порозовел Антон Михалыч. — Этого я никак не утверждаю.
— Как же не утверждаете? Вот у меня и свидетель имеется.
И ряженый указал на невесть откуда явившуюся за его столом молодую бабу в грязноватом голубом парчовом халате с омерзительной облезлой опушкой и в голубой, с такой же опушкой, шапочке.
— Да я свидетель, я слышала, вы точно сказали, что Деда Мороза нет. Глядите на него и говорите, что нет. Смешно.
Баба вынула из кармана сигарету и зажигалку. Сигарету вставила в багровый рот.
— Здесь курить нельзя! — с ненавистью крикнул Ваня.
— Я курю? — удивилась баба. Щелкнула зажигалкой, но пламя к сигарете не поднесла. Смотрела на него застывшими глазами.
— Раз уж вы Дед Мороз, — мирно произнес Антон Михалыч, — то извольте исполнить мое желание.
— Не изволит, — отвечала наглая баба, прикуривая.
— В таком случае, я никак не могу вам поверить.
— Ваше желание не исполнит, а вот его, — указала зажженной сигаретой на Ваню, — с нашим удовольствием.
— У меня желания нет, — отрезал Ваня.
— Да как же, нет.
— А если и есть, то я вам его нипочем не скажу.
— Тоже мне, бином Ньютона. Ты желаешь, чтобы Антон Михалыч скончался прямо сейчас раз и навсегда.
— Я?! — вскричал возмущенный Ваня.
— Ты! — вскричала веселая баба.
— Что?! — изумился Антон Михалыч.
Между тем к столику приблизилась официантка и вежливо попросила гостей не шуметь и не курить.
— Не могу не курить, — печально сказала баба. — У меня зависимость, — и расплакалась.
— В таком случае, выйдите, пожалуйста, на улицу.
Баба продолжала курить и плакать. Плакать и приговаривать:
— Ну до чего же все стали вежливые, до чего культурные.
Охранник появился. И тоже попросил гостей выйти на воздух. И взял фальшивую Снегурку за парчовый локоток. Взять-то взял, да не удержал. Снегурка исчезла. Да и Дед Мороз точно растаял. Дым от сигареты висел в воздухе.
— Нифигасе, — обратился Ваня к Антон Михалычу. И обмер.
Не было никакого Антона Михалыча. Сидел весь изо льда господин, сквозь лицо просвечивали вечерние огни. Ледяной господин был, впрочем, в настоящей одежде Антона Михалыча.
— Ой, — заметил какой-то ребенок, — дядя ледяной!
И люди стали останавливаться, смотреть. Они смотрели, а ледяной Антон Михайлович таял. Таял он стремительно. Через минуту осталась только мокрая одежда.
Ваня поднялся и тихо-тихо двинулся к выходу. На улице охватил его холод, но Ваня холода не почувствовал.
Он спустился в метро. В вагоне была толпа. Старуха давила Ваню локтем. И Ваня попросил мысленно Деда Мороза убрать к черту старую каргу. И старуха застыла, заледенела. И начала оплывать, таять у Вани на глазах. Он досмотрел до конца, до лужи на грязном полу. В луже валялась старухина одежонка.
— Кто тут мокрые тряпки оставил на ходу? — услышал Ваня.
И отступил от греха подальше.
Дома теща включила телек на полную громкость, Ваня хотел было попросить страшного Деда угробить тещу насовсем, но не попросил, сдержал себя, вспомнил про Дедово коварство. Представил, как Дед Мороз исполняет желание, но только на другой лад: теща лежит в луже, но не воды, а крови, а в руках у Вани острый кухонный нож, которым он ее только что зарезал.
Ваня попросил тещу убавить звук и ушел на кухню пить чай.